Все о чем-нибудь мечтают, но не каждой мечте суждено осуществиться сразу; от этого некоторые так сильно огорчаются, что совсем разочаровываются в жизни.
И напрасно! Ведь если бы мечты никогда не сбывались, то мы бы уже давным-давно разучились мечтать.
Заветная мечта была и у Елены Павловны Грушниковой: ей давно хотелось приготовить большую кастрюлю свекольного борща с мясом — наваристого, душистого, такого, чтобы от его запаха у всех соседей слюнки потекли…
Но каждый раз, когда она заходила в продуктовый, после получения пенсии, и видела заоблачные цены, понимала, что украинский борщ опять останется лишь в мечтах: денег едва хватало на покупку самого необходимого — булки, макарон, гречки и чая.
Пенсию мужа без остатка пожирала квартплата.
Степан Михайлович Грушников уже давно ни о чем не мечтал — сутками напролет лежал на старом продавленном диване напротив телевизора, не отводя завороженный взгляд от загадочно-мерцающего экрана.
И вот, под самое Рождество, Елена Павловна решила устроить дома «праздник желудка». Она не заплатила за квартиру и выбрала на Сенном рынке самые лучшие продукты для приготовления борща.
Вернулась домой смертельно уставшей… но в прекрасном настроении!
Не отдохнув ни минуты, принялась готовить.
Степан Михайлович, как обычно, смотрел телевизор.
Она поставила кастрюльку с говядиной на огонь и начала чистить свеклу.
— Слышь, Лен?! — крикнул из комнаты Степан Михайлович. — Президент-то наш, кажись, прихворнул! Как бы не стряслось с ним чего похуже! Что тогда с нами будет?!
— А что с нами будет?
— Кругом фашисты лютуют! Бандеровцы ножи точат! Штатовцы агрессию нагнетают! Японцы хитрожопые на наши острова зарятся!
— Не боись, Стёпка! Вылечат его, в беде не оставят! В нашем Кремле медицина — будь здоров! Они и мертвого на ноги поднимут! Поднимут, да на трибуну — врагов наших громить! А вот победим их — заживут все российские пенсионеры по-человечески! На веки вечные!
Елена Павловна нашинковала свеклу, обжарила ее на подсолнечном масле.
«Эх, если бы президент моего борща попробовал — враз бы поправился! Задал бы он тогда перцу всем террористам, да коррупционерам! Накрутил бы хвост оппозиции!» — думала она, очищая картофель.
Когда бульон приготовился, она положила в кастрюлю овощи и добавила специй.
Вдруг из комнаты — вопли Степана Михайловича: «Горим, Ленка! Горим! Давай сюда!!»
Она помешала борщ и невозмутимо поинтересовалась: «Ну, что ты так орешь, Стёпа? Наши акции прогорели? Ну так плюнь на них — они уже давно ни черта не стоят!.. И вообще, тебе нельзя волноваться — у тебя сердце!».
Из комнаты раздался сильный треск, а затем ужасное шипение — будто плеснули водой на раскаленную сковородку. Елена Павловна была вынуждена отвлечься от борща. Она прикрыла кастрюльку крышечкой, зашла в комнату…
Степан Михайлович лил воду из цветочной вазочки на телевизор. Его лицо потемнело от гари. Из аппарата сыпались громадные искры и валил густой черный дым.
— Стёпка! Ты что, охренел?! Током убьет!
Степан Михайлович схватился мокрой рукой за вилку, чтобы достать ее из розетки… и резко отпрянул.
— Вашу мать!
— Таки дернуло?
— Ну!
— Что с рукой?.. Покажи!.. Надо неотложку вызвать! — она достала из кармашка сотовый и принялась отыскивать в памяти номер.
— Не надо, все в порядке! Вот, посмотри! — он закатал до локтя рукав рубашки и предъявил здоровую руку.
— Я знала, что ты рехнешься от этого телевидения! Живем весь век, как на Красной площади!
— Проводка у нас старая, вот и замкнулась! Дому лет двести!
— Это не замыкание — это ты виноват! Ты торчал целыми сутками перед экраном, как приклеенный! Политик чертов! Твою унылую физиономию даже электроника не выдерживает!
— Смотри-ка, Лен! А там что?! — он указал на стену за телевизором.
Она подошла и увидела в стене щель, показавшуюся из-под обгоревших обоев.
— Не знаю, Стёп… Глянь сам — я боюсь.
Он принес из кладовки стамеску, засунул в щель, слегка поднажал… Тошнотворно заскрипев, распахнулась дверца.
— Мать моя! Тут добра — за всю жизнь не потратить!
Она заглянула в тайник и увидела в нем старинный золотой кубок — большой, щедро украшенный драгоценными камнями, эмалью и чеканкой. Он был полон золотых монет, перстней, серег и ожерелий. Рядом с кубком, на золотом блюде, красовалось несколько ювелирных яиц, облагороженных диковинными узорами.
— Молодец, Стёпочка! И пламя быстро погасил, и про тайник догадался!
— А ты пилила меня за телик!
— Да смотри ты его сколько хочешь, разве мне жалко?
Грушниковы достали из тайника сокровища, аккуратно разложили их на диванчике, принялись рассматривать…
Елена Павловна поморщилась:
— Фу! Чувствуешь, гарью понесло? Из окна что ли? Опять помойка горит?!
А потом спохватилась:
— У меня же борщ на плите!!
Вбежав на кухню, она увидела, что кастрюлька, в которой когда-то варился вожделенный борщ, изнутри почернела, а остатки овощей зловонной золой тлеют на дне…
Она опустилась на краешек табуретки и тихонько заплакала.
Степан Михайлович присел рядом с ней, обнял: «Ну что ты, Леночка, расклеилась, в самом деле! Мы теперь каждый день такие борщи кушать можем! В любом ресторане! Да что в ресторане — в Кремле обед дадим! Все правительство, всю Думу накормим! Президента нашего борщом угостим! Представляешь?.. А еще лучше, мы фонд создадим. Чтобы он, после отставки, смог бы каждый день бесплатный борщ кушать. По твоему рецепту!»
Елена Павловна вытерла слезы краем фартучка, успокоилась. Подумала: «Кто знает, может и эта мечта сбудется? Уйдет же президент в отставку когда-нибудь. Не век же ему на казенных харчах маяться, без домашнего!»
19 апреля 2016 г.