Мария Гребёнкина затянула узел пионерского галстука; расположила два алых кончика так, чтобы прикрывали соски, призывно выпиравшие через старательно отбеленную сорочку; чуть сдвинула бордовую пилоточку набок; рассмотрела в карманном зеркальце потускневшие от чифиря и сигарет резцы; и вышла из пионерской комнаты на плац, к томящимся в ожидании отрядам.
Когда поднялась на трибуну, к ней, церемонно чеканя шаг, приблизился дежурный пионервожатый. Он поправил на носу очки, задрал руку в приветствии и, срывающимся от волнения юношеским фальцетом, доложил:
— Товарищ старшая пионервожатая! Дружина пионерлагеря «Уголёк», имени поэтессы Алины Петухловской, построена! К торжественному проведению Международного дня блогера готовы! Разрешите поднять флаг!
— Разрешаю!
Посыпалась яркая барабанная дробь: двое тщедушных младшеклассников, полуприкрывших глаза, самозабвенно орудовали палочками, охваченными синей изолентой.
Дежурный вздернул алое полотнище на верхушку флагштока. Гребёнкина скомандовала:
— Дружина, равняйсь!.. Смирно!.. Равнение на середину!.. Раку с мощами Глебыча — внести!
Четверо дородных старшеклассниц, зардевшихся от смущения, ослепляя белыми гольфами, под неистовый барабанный марш, пронесли через весь плац на носилках, покрытых вопящим кумачом, нечто округлое и блестящее, напоминавшее полированный металлический писсуар. Когда они поднялись на подиум, заслонив собой разодетую ради такого случая лагерную обслугу, Геребёнкина продолжила:
— Международный день блогера объявляю открытым!
— Ура-а! Ура-а! Ура-а!! — ответили отряды. Когда на плац опустилась тишина, Гребёнкина промокнула уголки глаз клетчатым квадратиком сложенного платочка.
— Ребята, как вы знаете, много лет назад, была допущена трагическая ошибка: левыми уклонистами были казнены наши старшие товарищи — отважные российские блогеры, не гнушавшиеся говорить правду в лицо дезориентированной партийной верхушке. Предлагаю почтить их память молчанием!
Стало слышно как неподалеку, на лагерной кухне, переругиваются охрипшие пьяные повара; в строю кто-то икнул; за забором тихо протянулся тоскливый собачий вой…
— Слово предоставляется Валентине Матвеевне Черепахиной, нашей уважаемой техничке, служившей некогда в туалете Екатерининского сада и лично знакомой с товарищем Надзоровым. Некоторым образом, она являлась локомотивом его политической биографии: придала его не оформившимся юношеским взглядам позитивное направление и зарядила неукротимой энергией революционных преобразований. Прошу вас, Валентина Матвеевна!
Место на трибуне заняла краснощекая, щедро напомаженная, с трясущейся мелкозавитой головой, чрезвычайно пожилая особа в розовой кофточке.
Она откашлялась в микрофон, трижды постучала по нему пальцем. В висящих по всему лагерю «колокольчиках» загрохотало.
— Можно говорить уже? Всё работает? — крикнула она Гребёнкиной. — Можно?! Я ж не слышу ничего, Маня!
— Говорите, говорите! Пожалуйста!
— Ребяты! Вот вы всё курите у забора, после отбоя, а хобчики на нашу территорию бросаете! Долго мне вам талдычить?! Володя-сторож давеча подметал-подметал, корячился, изматерился, чуть в запой не ушел! А я сегодня прохожу мимо второго корпуса, смотрю — снова все загажено!.. В беседке у главных ворот нассали! В душевой опять гомосечились…
— Валентина Матвеевна, по поводу торжества сегодняшнего… — вполголоса направила ее Гребёнкина.
— Ну что сказать?.. В общем, паренёк он был, конечно, шебутной… Глебыч-то наш… И сигарет изводил много: одну от другой прикуривал…
Послышался звон разбитого стекла, по дорожке от столовой резво поскакала кастрюля. Запахло подгоревшей гречкой.
— Да вашу ж мать! Сколько можно, а?! — микрофоном завладела Гребёнкина. — Вольно! Отрядам разойтись!.. После ужина — дискотека! Увижу кого под бутиратом, лично морду набью! Шмотки в зубы — и на вокзал!.. Понятно всем?!
— Да-а! Понятно-о! — ответил строй, перед тем как рассыпаться по лагерю.
Гребёнкина побежала в столовую, к поварам.
— Вы там что, охренели?! Один день без бухла не можете поработать?! Я же вас просила по-человечески!..
* * *
Стемнело. На плацу появилась огромная лохматая черная собака. Она сдвинула носом крышку с брошенной раки, и исчезла за территорией пионерлагеря, сквозь щель в заборе, унося в пасти почерневшую кисть руки.
15 февраля 2022 г.