«Равно призрен и лесть внимающий и
льстец.
Наемная хвала — бесславия венец!»
(М. В. Милонов, 1810).
Казалось, что пациенты, молодые мужчины, сидящие за длинным захламленным столом в светлой просторной комнате с голыми стенами, заняты чрезвычайно важным делом и не смотрят в сторону потихоньку юродствующего телевизора. Однако один оторвался от работы и вскинул голову:
— Ты посмотри, опять выбежала баба с плакатом! Трясет им позади диктора. Уже пятая, на этой неделе. А ведь сегодня только среда!
Его приятель, сидевший напротив, не отвлекаясь от занятия, дал свой прогноз:
— Ничего удивительного. Скоро они вылетать будут, как вороны из горящей помойки. Все полетят к чертовой матери: дикторы-редакторы, журналисты-сценаристы, буфетчицы-меньетчицы… Раньше их телебалаган шумел ради одного зрителя: ублажали великого Тупина отборной галиматьей. А кому они нужны теперь, после того как он ласты склеил? Только чокнутым!
Его сосед справа вспыхнул:
— Я попросил бы вас не обобщать! Не забывайте, где мы находимся! — он указал пальцем в сторону окон, прикрытых снаружи густой металлической сеткой, выкрашенной в небесный цвет. — Проявляйте уважение ко всем пациентам!
— Ладно, ладно! Успокойтесь, ваше величество! Мудакам они нужны, а не чокнутым! — Мужчина обмакнул кисточку в клей, нанес мазок на картон, и вернулся к разговору с соседом напротив: — Что на плакате было, ты не заметил?
— А какая разница? У вчерашней было «Они вам врут!», а у сегодняшней — «Они все воруют!» Как ни крути, одно и тоже.
Их прервал сосед слева, с трудом двигавший челюстью, сведенной от лекарств:
— Извините, вы могли бы уточнить, на том плакате действительно не было точек над «е»? Все воруют или, может быть, всё воруют?
Он поправил перемычку очков на переносице указательным пальцем, прокуренным до желтизны, и приготовился слушать.
Но эти вопросы остались без внимания: приятели, вскочившие на любимых коньков, позабыли о деле и не унимались.
— Врать и воровать — понятия разные. Значит, и плакаты о разном.
— Но ведь врут они не для своего удовольствия, а чтобы не посадили тех, которые воруют. Неужели не ясно? Получается, что воруют они вместе. И плакатики все — об этом.
— А ворующих кто посадит, если они сажающих обслуживают? Они же часть одной банды!
— Выходит, все остались при своем. Мафия оказалась бессмертна. Тупин был всего лишь балаганной куклой, обычным треплом…
К столу подошел медбрат — рослый и дородный пожилой бородач в белом халате с засученными рукавами — и перебил басом, вращая на пальце ключом от всех от палат:
— Ну чего разгоношились? Опять о политике глотки дерете? Окажись вы в обычной больнице, пересажали бы вас за эту бредятину! Пользуетесь тем, что у вас диагнозы неподсудные — чешете языки с утра до вечера…
— Братишка, угости простой народ табачком! — послышалось из-за стола. — Ты же добрый, мы знаем.
— Симулянты! — прогремело в ответ. — Вы тут курево стреляете, а родину защищать кто будет? Дядя Пушкина?
Медбрат достал из нагрудного кармана халата пачку и раздал всем курящим по сигарете, а потом выдернул вилку телевизора из розетки.
— Хватит! Ну-ка, марш отсюда! Обедать идите!
Люди в пестрых фланелевых пижамах притихли, аккуратно вытерли кисти, закрыли баночки с клеем, сложили в пачки разбросанные по столу картонные заготовки коробочек, поднялись со своих мест и нехотя поплелись в столовую.
— На Украину бы вас, в наши-то окопчики! — крикнул им в след медбрат. — Там из вас всю дурь быстро бы вышибли!
Один из них остановился в дверях, вытер рукавом пижамы слюнную пену, собравшуюся на подбородке, и произнес задумчиво, глядя на многозначительно молчащий телевизор:
— И все-таки были точки над «е» или нет?
30 июня 2024
Санкт-Петербург