Запалив у трех самых больших икон три самые большие свечи, Пряхина отстояла всю службу с неугасающим благоговением. А после вознеслась молодой душой и давно захиревшим телом к отцу Пирогову. Приложилась к его руке, елейно проворковав:
— Дозвольте, батюшка, вашего благословения испросить — на окропление святой водой салатного майонеза.
— Оливье заправлять будешь, дочь моя? К столу новогоднему?
— Его, батюшка, его. Хочу через салатик этот свою семью к вере привести, в храм господень.
Отец Пирогов довольно кивнул, взял у Пряхиной баночку и исчез в ризнице. Вскоре эта баночка засверкала капельками воды в ее руках. Она хотела сунуть в руку батюшке аккуратно сложенную купюрку, но его властный взгляд направил ее к сказочно раззолоченному ларцу с хищной прорезью на массивной крышке…
За праздничным столом Пряхина сверкала ярче разодетой елочки — наблюдала как муж, дочка и зять кушают оливье да нахваливают.
— После такого изысканного блюда, водка в горло не полезет! — приговаривал Пряхин, накладывая себе третью тарелку салата.
— Да что там водка! Теперь даже курить не тянет! — поражался зять.
— Душа словно в небе парит, между ангелов! — восхищалась дочка. — Нам бы каждый день так!
Пряхина набрала из салатницы в пластиковую коробочку:
— Вот и слава богу! Кушайте на здоровье. А я к Матвевне поднимусь, на седьмой, чтоб она одна не скучала. У телека отдохнем, посмотрим что-нибудь духовное: о профессии царя Иван Васильча или о легком паре…
Когда за ней закрылась входная дверь, Пряхин достал из-под дивана литровку водки, дочь выставила на стол три рюмки, а зять — пепельницу. Они с наслаждением закурили.
— Теперь можно праздник нормально отметить — без христовой надзирательницы. Хоть выпьем по-человечески! Правда, зятек?
— Тр-р-радиционно. Наливай, тестюшка!
— Эх, папка! Повезло нам, что соседка встретила ее в церкви, а потом мне про намоленный майонез рассказала. Иначе, сидели бы мы сейчас смирненько перед зомбоящиком, с Путиным в гляделки играли, до полного офигения…
Часа в три ночи Пряхина спустилась к своей квартире — а за дверью тихо… приложила к ней ухо — как в морге… Она испугалась, еле попала ключом в скважину, так руки тряслись.
В нос шибануло едким табачным дымом и густым спиртным перегаром. Стол, бывший когда-то праздничным, уныло лежал посредине комнаты кверху ножками, а на нем, в окружении опустошенных водочных бутылок, расположились в обнимку муж и зять. Они сладко похрапывали. Ежиком выглядывала из-под дивана утыканная окурками салатница. Дочь спала прямо на полу, устроив голову на останках разбитого телевизора…
— Нечистая сила! — воскликнула в ужасе Пряхина и трижды перекрестилась: — Сгинь, дьявол, сгинь! — а потом схватилась за телефон: — Алё?! Матвевна? Слышь? Салатик, который я тебе принесла, выкинь! Даже нюхать не смей! Боже сохрани! Видать, горошек мне продали просроченный, и в него бесы вселились!
28 декабря 2024
Санкт-Петербург