На помойке Василий оказался после того, как в торжественную ночь, вместо унылого хрыча в безликом и мрачном пальто, бессмысленно лопотавшего под томатной стеной, показал на своем экране улыбавшегося Дэвида Бекхэма, лихо забивавшего мячи в мусорные баки, на солнечном европейском пляже. Показал просто так, шутки ради.
Васин хозяин, ветеран-омоновец Юрий Хабалин, нависавший над заставленным праздничным столом, с рюмкой водки в одной руке и с ложкой оливье в другой, пытавшийся стоять навытяжку перед телеэкраном, в ожидании благодатного потока кремлевской мудрости, освященной безвылазным тридцатилетним правлением, — даже скривился от омерзения. (Однако водку мимо рта не пронес и про салат не забыл.)
— А это что за хрень?! — крикнул он жене (дебелой лысеющей особе с поросячьими глазками, завернутой в застиранный цветастый халат), утирая майонезные губы рукавом драной тельняшки. — Они там что, сволочи, совсем оборзели?! Нажрались уже!!
— Они ведь тоже люди, Юрочка, понимать надо! Ты, например, уже неделю не просыхаешь, так мы и слова сказать не моги! А там небось с устатку нажали не на ту кнопочку, вот и всех делов! — заступилась за нерадивых телеработников его престарелая мать (бесплотное существо с нимбом из всклокоченных седых волос, провонявших подгорелым луком).
— Иноагенты! Террористы! Враги русского мира! — не унимался хозяин. — Мочить их надо! Мочить, бля!
Он схватил пульт и побегал пальцем по клавишам каналов. Картинка не поменялась.
— Ты смотри, что творят! Пидорасы! Дебилы!!
Босоногий Дэвид Бекхэм всадил третий мяч: он пролетел до корзины метров сорок, под ликующие возгласы приятеля, снимавшего на смартфон.
Ну разве плоха эта шутка для веселой новогодней ночи? Разве уже не осталось настоящих русских, тех самых, что способны испытывать от полноценной и счастливой человеческой жизни радость и восторг, а не зависть и кровожадную озлобленность?!
Однако хозяин Васи оказался не из их числа — ляпнул горсть оливье на экран, растер ее пятерней, нарисовав жирную майонезную букву Z, шагнул к розетке и выдернул из нее васин штепсель.
От неожиданности, Вася даже забыл погасить свой экран. Так и осталась на нем улыбка знаменитого футболиста, — светилась через подсыхающий оливье, пока пьяный Юра, матерясь, тащил побежденного «предателя» на помойку.
Там, соседом Васи оказался диван кофейного цвета — Анатолий. Его кожу еще не успел запорошить снежок. Вот так новогодний сюрприз: вскоре выяснилось, что он тоже неистовый футбольный болельщик и давний поклонник мастерства Дэвида Бекхэма!
Хозяин Толика уже неделю как сгинул на войне, где-то под Киевом, и хозяйка, всегда предпочитавшая его дивану свою кровать Екатерину, освободила место для Светланы, новой беговой дорожки.
Жильцы, время от времени добредавшие с мусором до помойки, ни слова там не услышали, даже во время жарких обсуждений любимых футбольных матчей. И лишь один остановился неподалеку, поднял глаза к вечернему небу, улыбнулся опускавшимся на бородку снежинкам, и вздохнул: «Да, братцы! Воевать надо только на футбольных полях!»
Это был Георгий — художник, прекрасно понимающий язык всех вещей.
Познакомились, разговорились…
Гоша перенес новых друзей в маленькую хрущевскую «однушку». (А перед тем, выселил свои старые холсты в коридор и на кухню, и выкинул провисшую брезентовую раскладушку Валентину.)
С тех пор, на всей планете, а быть может и во всей Вселенной, никто не высыпался лучше него, и вряд ли кто-то, кроме него, смог бы насладиться столь изысканными впечатлениями от эксклюзивнейших футбольных телетрансляций.
* * *
Гошины картины никто не покупал раньше, их не брали даже в подарок: слишком необычны они были, непонятны. Но после того, как он оказался в теплой атмосфере, среди подлинных друзей и единомышленников, в его работах появилось что-то магическое, притягивающее не только любителей, но и маститых искусствоведов. Цены на его свежие холсты взлетели за облака и остановились где-то в золотой стратосфере, недоступной даже для нефтегазового кармана.
Однажды, в пивной, он случайно узнал, что где-то за границей, в эфире крупнейшего телеканала, о его творчестве было высказано весьма авторитетное мнение: «Наконец-то в российскую живопись прорвался запретный дух свободы! Так пишет не кремлевский раб, а настоящий художник!»
Спустя неделю, после этого интервью, Гошу арестовали. Его картины изъяли, как вещественные доказательства на судебном процессе. Осудили на десять лет, обвинив в тунеядстве, полном моральном разложении и измене родине.
Квартиру художника опечатали, а перед тем, еле живые от похмелья приставы вынесли из нее диван и телевизор, якобы в счет оплаты долга за коммунальные услуги.
15 апреля 2022 г.