Высокая жажда искусства

На окраине Нью-Йорка, перед витриной новенького салона красоты, остановились трое: молодой оператор с камерой, престарелый режиссер со стопочкой исписанных листков и девушка с длинным мохнатым микрофоном.

Ведущая глубоко вздохнула, заглянула в камеру, и принялась читать наизусть текст, пытаясь сохранять на лице широкую улыбку.

— В Нью-Йорке, чтобы сделать модный маникюр, не обязательно выходить в Америку. У нас, на Брайтон-Бич, это знает каждый младенец…

— Стоп! Вы одесские ясли рекламируете или салон красоты? — перебил режиссер.

— Ясли… то есть салон! Маникюрный салон «Бархатные лапки». Вы забыли уже?

— А если салон, то так и скажите: каждая уважающая себя нью-йоркская модница! Не какой-нибудь там, понимаете ли, младенец! Разве он есть в сценарии? Для кого это все писано?

Она пожала плечами и сжала кулачки так, что костяшки пальцев побелели.

— Блин!.. У нас на Брайтоне, каждая уважаемая нью-йоркская модница, а не какой-нибудь там младенец, делает себе маникюр, не выходя в Америку, в салоне…

— Не верю! Тараторите, как продавщица у рыбного лотка! Вы не на Дерибасовской! Это уже халтура, а не приличный коммершл! Давайте как-нибудь по-изящнее!

— Как?

— Ну улыбнитесь что-ли, глазками посигнальте, бедрами вильните. Поддайте секса в камеру, украиночка! Мейк ми хот!

Она хищно улыбнулась, стрельнула взглядом в камеру, описала глазами круг, подмигнула, и сделала бедрами «волну». Режиссер присмотрелся и задумчиво почесал в бороде.

— Вы, конечно, не Наталья Водянова, но что-то похожее на хай фэшн уже есть… О'кей, бежим дальше!

— Если ваш маникюр был сделан в салоне «Бархатные лапки», то считайте, что пропуск во все голливудские студии уже у вас на руках!

— Не пойдет! Тускло как-то, бессмысленно! Вы что, об истлевшем билете на концерт Кобзона говорите? Поведите рукой пошире, покажите вашим воображаемым зрителям весь сияющий гламурный Голливуд!

Она описала рукой полукруг перед собой и распахнула глаза.

— Вы что, путь к пивларю на Ришельевской показываете? Мы его и без вас знаем! Сделайте этот жест торжественнее! Вы же приглашаете клиентов в мир искусства и высокой моды!.. Впрочем, ладно. На эти тонкости у нас времени уже не осталось. Что там у нас дальше по сценарию?

— Мертвецы из преисподней.

— О'кей! Вперед, моя одесситка! К ожившим мертвецам!

Она набрала полную грудь воздуха, закрыла глаза и стала медленно выдыхать, сложив губки бантиком. Режиссер свернул сценарий в трубку и нервно похлопал им себя по бедру.

— Комон, свит пуси, комон! Смелее! Ну?!

Она повторила дыхательную гимнастику еще раз, и только потом вернулась к заученному тексту.

— Можно сказать, что путь к покорению Голливуда лежит через этот салон. Помните ту зловещую старушку из «Оживших мертвецов огненной преисподней»? Разве у нее получилось бы так лихо рвать глотки и отдирать уши, если бы она не посетила перед съемками «Бархатные лапки»?

Режиссер повернулся к камере и звучно хлопнул оператора по голове сценарием.

— Хватит! Вырубай нахер свою бандуру!

И ринулся на ведущую.

— Я не чувствую дыхания преисподней! Я не вижу эти окровавленные шеи, эти скрежещущие когти на ушах невинных младенцев! Вы что, святой мотылек, намерены водить меня за нос? А ю кидин ми?!

Она растерялась, заморгала часто-часто, будто вот-вот заплачет, и попятилась.

— Нет, нет, что вы! Извините! Я вовсе не хотела… Я сделаю преисподнюю, сделаю!

— Мне нужны не ваши извинения! Немедленно покажите зрителю разодранные шеи и уши жертв!

Она хватает перед собой воздух, терзает его, и с размаху бросает на тротуар невидимые фрагменты тел.

— Бьютифул! — остался доволен режиссер. — Почти гениально! Кровище — фонтаном! Этот потрясающий эпизод достоин Оскара! Вам, май бэби, суждено проснуться знаменитой!

— Снимем еще дубль, плиз! Я не включил камеру! — заявил оператор.

— Факин эсхол! — режиссер выхватил у него камеру. — Линяй назад, в Питер! Врастай в диван, жри чипсы и смотри кремлевские быдлоновости! Искусство не для тебя!

Оператор сел рядом с витриной, снял кепку и положил ее перед собой на тротуар. Режиссер навел объектив на владелицу салона.

— Дальше там что, акулы? — спросил он.

— Ага.

— Понеслись, родимые! Но только побыстрее! И без йоги, на этот раз, о'кей?

— Я постараюсь. Мне уже начинать, да?

— Фак! Вы будете мотать мне нервы или мы, наконец, займемся работой?!

— И разве смогла бы так ловко отбиваться от акул героиня фильма «Смерть под пурпурным парусом», если бы не сделала маникюр в салоне «Бархатные лапки»? Да, кровожадная акула все-таки победила, но это случилось бы гораздо раньше…

— Буллшит! Я не увидел в ваших глазах эту леденящую сцену! Где были акулы?! Где?!

Она попыталась изобразить акулу: распахнула напомаженный ротик, похлопала перед ним ладонями со скрюченными пальцами, стала энергично извиваться…

Он поморщится как от лимонной дольки.

— Ай эм сорри, но глядя на вас, я вижу только лягушачью икру или головастиков!

— Сами вы головастик! И не надо мне вашей лягушачьей икры! Хватит! Я ухожу! Задаток за ролик я не верну! Коксакер!

Она бросила микрофон на тротуар и скрылась внутри салона. Режиссер сел у витрины, рядом с оператором, пристально посмотрел на часы.

— Пора! Пора уходить из рекламы! Этот мелкий жанр не для меня! Пис оф шит! Мне в нем никак не развернуться! Не ощутить аромат большого искусства! Я погибну от духовной жажды и неизбывной тоски по горнему миру! Ду ю андэстэнд ми?

Оператор кивнул.

Перед ними остановилась темнокожая старушка и положила в кепку оператора несколько помятых долларов. Оператор вынул из кепки банкноты и разгладил их на коленке. Режиссер, глядя на деньги, печально вздохнул.

— Вернусь-ка я в Большую деревню, на родное тиви. «Первый» моему таланту всегда место найдет; без куска хлеба не останусь! Итс тру, май френд?

— Йес!

30 января 2017 г.